http://xn--80acb5ajmepe8k.xn--p1ai/989-plenum-kassacii.html

Принцип «правовой определенности» и его применение судами общей юрисдикции Российской Федерации.

Назаренко Т.Н., судья Смоленского областного суда,

кандидат юридических наук.

Преобразования, происходящие в России в последние годы, привели к коренным изменениям государственных институтов и правовой системы. Вместе с тем, непросто происходят процессы становления российского суда как независимой и самостоятельной составляющей государственного механизма и создание эффективного правосудия, способного реально обеспечивать надежную защиту прав и свобод человека, интересов общества и государства.

Если говорить о правовой системе в общетеоретическом аспекте, то, несомненно, на современном этапе возрастет роль такого свойства права как его определенность (формальная определенность), под которой понимаются точное, полное и последовательное закрепление и реализация в праве нормативной воли, выражающиеся: в формальной определенности содержания норм права; в способах их формулирования и формах закрепления; в нормативных правовых актах; в определенности реализации права.[1] Еще известный дореволюционный исследователь права И.А. Покровский отмечал, что «одно из первых и самых существенных требований, которые предъявляются к праву развивающейся человеческой личностью, является требование определенности правовых норм. Если каждый человек должен подчиняться праву, если он должен приспосабливать свое поведение к его требованиям, то очевидно, что первым условием упорядоченной общественной жизни выступает определенность этих требований».[2]

Присутствие формальной (правовой) определенности в области судебной правоприменительной деятельности имеет множественное содержательное и процессуальное значение. Право устанавливает определенные формальные требования к этой деятельности, которая регулируется специальными процессуальными нормами, детально регламентирующими не только все действия судебных органов, но и саму форму правоприменительных актов, срок совершения процессуальных действий, права и обязанности участников процесса, последствия несоблюдения процессуальных норм и т.д. Игнорирование данной ценности права в правоприменительной деятельности судов, может привести к произволу, бесправию граждан перед государством.

Принцип правовой определенности судебной власти является важнейшим началом ее организации и деятельности. Разбалансированность механизма наделения полномочиями судей и дальнейшего осуществления ими судебной власти, неопределенность объема и пределов полномочий, отсутствие четко сформулированных в Конституции РФ функций судов, использование механизмов судебной власти вопреки ее назначению и смыслу, подрывает доверие к судебной власти, сводит на нет эффективность правосудия.

Свойство определенности реализуется в принципе «правовой определенности», являющимся важнейшим международным и конституционным принципом, который наряду с принципами верховенства закона, равенства лиц перед законом и судом выступает как общеправовой принцип, так и принцип организации и осуществления судебной власти, тогда как «правовая неопределенность», напротив, рассматривается как возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения, ведущая к произволу, а значит – к нарушению принципов равенства и верховенства закона.

Являясь неотъемлемой частью цивилизованного мира, Россия строит свою правовую систему таким образом, чтобы быть способной оптимально взаимодействовать с другими правовыми системами иных государств и международным правом в целом, о чем свидетельствует конституционное признание ею общепризнанных принципов норм международного права, а также международных договоров России частью правовой системы (ст. 15 Конституции РФ). Данные принципы получили международно-правовое признание и закрепление, прежде всего, во Всеобщей декларации прав человека, принятой Организацией Объединенных Наций в 1948 году, провозгласившей равенство всех перед законом (ст. 7); право каждого на эффективную судебную защиту, осуществляемую компетентным, созданным на основе закона судом, или право на доступ к правосудию (ст. 8) и других положениях.

При формировании и функционировании российской правовой системы важную роль играет учет нормативных актов Совета Европы, и, в частности, Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, практики применения ее норм и положений в форме актов Комиссии по правам человека (действовавшей до 1998 года) и Европейского Суда по правам человека. Требования, устанавливаемые к национальному правосудию в этих актах, получают постоянное развитие в виде правовых требований, формулируемых Европейским Судом в результате рассмотрения конкретных дел. Вышеназванные акты имеют нормативное, общеобязательное значения, а невыполнение тех или иных условий и требований, установленных международными документами данной организации, влечет за собой ответственность, выражающуюся в политических, правовых и материальных санкциях в случаях обращения граждан и организаций с исками против собственного государства. Судебная практика Европейского Суда последовательно проводит в жизнь нормы и положения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, наполняя положения Конвенции глубоким содержанием в решениях по конкретным делам, формирует стандарты в сфере правосудия и правовые ориентиры для судов в сложных и спорных ситуациях в области защиты прав человека.

Содержание принципа «правовой определенности» неоднократно раскрыто Европейским Судом по правам человека в результате толкования положений п.1 ст. 6 Конвенции. Требование правовой определенности образует «один из основополагающих аспектов принципа верховенства права», является его необходимым следствием и условием реализации. Так, в решении по делу Маркс против Бельгии от 13 июня 1979 года Европейский Суд по правам человека подчеркнул, что принцип правовой определенности «неотъемлемо присущ праву Конвенции» (п. 58).

В настоящее время принято употреблять наименование данного принципа в сокращенном виде res judicata, что в переводе с латинского языка дословно означает «решенное дело». В узком значении res judicata является традиционной категорией римского права, означавшая недопустимость повторного рассмотрения однажды решенного дела или дела по тождественному вопросу со вступившим в законную силу решением. Если такое решение принято, то в силу исключительности уже состоявшегося решения то же или тождественное дело подлежит прекращению, о чем выносится соответствующее постановление)

Вместе с тем, содержание данного принципа, первоначально, достаточно узкое, со времени применения и толкования его Европейским Судом значительно расширилось.

В своем основном значении принцип правовой определенности, прежде всего, предполагает стабильность правового регулирования и существующих правоотношений. Правовая определенность необходима для того, чтобы участники соответствующих отношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения, быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав и обязанностей. Указанный принцип в рассматриваемом аспекте имеет целью обеспечить участников соответствующих отношений возможностью точно прогнозировать результат своих действий, дать надежду, что их права будут защищены, принципы разрешения спора правоприменителем будут прогнозируемы и предсказуемы, не будут меняться от случая к случаю, а будут гарантировать стабильность.

Европейским судом было вынесено значительное количество Постановлений, в том числе, в отношении России, в которых были установлены нарушения пункта 1 ст. 6 Европейской конвенции и принципа «правовой определенности»,прежде всего, по фактам отмены вступивших в законную силу решений в порядке надзора. Например, Постановление от 22.06. 2006 г. «Чеботарев против России» жалоба № 23795/02 , от 25.04.2006 «Засурцев против России» жалоба № 670551/01, Постановление от 01 декабря 2005 г. «Смарыгин против Российской Федерации» жалоба № 73203/01; Постановление от 25 октября 2005 г. «Юрий Романов против Российской Федерации» жалоба № 69341/01; Постановление от 06 октября 2005 г. «Андросов против Российской Федерации» жалоба № 63973/00 и целый ряд других, в которых Суд указал на то, что отмена окончательных судебных решений противоречит принципам «верховенства права», «правовой определенности». [3]

Так, в Постановлении по делу «Рябых против Российской Федерации» (2003) Европейский суд по правам человека указал, что «….принцип правовой определенности res judicata означает, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления, полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу, пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования, одно лишь возможное наличие двух точек зрения по одному вопросу не может являться основанием для пересмотра; отступления от этого принципа оправданы, только когда являются обязательными в силу существенного и непреодолимого характера».

Таким образом, международный принцип правовой определенности может проявляться, прежде всего, в том, что судебное решение судов первой и второй инстанций должно иметь известную «устойчивость» и может быть пересмотрено в исключительных и редких случаях, не содержащих субъективного элемента и основанных на строго определенных правилах (законах).

Вышеуказанную позицию воспринял и изложил Конституционный Суд РФ в Определении от 12.04.2005 г. № 113-О по жалобе А.Н. Маслова о нарушении его конституционных прав ч.ч. 1, 2 и 3 статьи 30.11 КоАП РФ, а в последующем в своем Постановлении от 05 февраля 2007 г. № 2-П.

08 января 2008 г. вступил в силу Федеральный закон «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации», часть положений которого направлена на устранения нарушений принципа правовой определенности в процедуре проверки судебных постановлений, вступивших в законную силу. К числу таких мер, в частности, относится сокращение срока для обращения в суд надзорной инстанции с надзорной жалобой или представлением прокурора с одного года до шести месяцев. При этом ГПК РФ указывает на новые условия реализации права на обращение в суд надзорной инстанции – лицо должно исчерпать иные способы обжалования судебного постановления до вступления его в законную силу. Сокращение общей продолжительности судебного разбирательства позволяет расценивать установленные кодексом процедуры проверки законности судебных постановлений как соответствующиетребованиям ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, поскольку они обеспечивают эффективное восстановление нарушенных прав в разумный срок. Следующим этапом приведения соответствия производства в суде надзорной инстанции требованиям Конвенции о защите прав человека и основных свобод и ее толкования в судебных актах Европейского суда по правам человека явилось упразднение дополнительных этапов в процедуре проверки вступивших в законную силу судебных постановлений. В настоящем варианте Кодекса количество дополнительных этапов с шести сократилось до двух.

Одним из содержательных аспектов принципа правовой определенности является единство правоприменения.

Как отмечал Л. Вильдхабер, «именно через единство правоприменения достигается выполнение международного и конституционного принципов равенства всех перед законом и судом, равного права каждого перед законом и судом, равного право каждого на судебную защиту и только таким путем создается правовая определенность. Господство права и эффективность защиты прав всех участников экономических отношений не будут гарантированы в условиях различного понимания и применения правовых норм судами». [4]

В самом тексте Конвенции о защите прав человека и основных свободот 4 ноября 1950 года (СЕД № 5) принцип правовой определенности выражен также в требованиях: наличия правовых оснований для любых допустимых ограничений (вмешательств в осуществление) гарантируемых ею прав (статьи 2, 5, 8-12Конвенции, статья 1 Протокола № 1 к Конвенцииот 20 марта 1952 года (СЕД № 9), статья 2 Протокола № 4 к Конвенцииот 16 сентября 1963 года (СЕД № 46), статья 2 Протокола № 6 к Конвенции от 28 апреля 1983 года (СЕД № 114), пункты 2 статей 1, 2, 4Протокола № 7 к Конвенции от 22 ноября 1984 года (СЕД № 117); создания судов на основании закона (пункт 1 статьи 6 Конвенции); правовой регламентации процедуры установления виновности обвиняемого (пункт 2 статьи 6 Конвенции); правовой определенности преступления и налагаемого за него наказания(статья 7 Конвенции); правового регулирования процедуры обжалования приговоров по уголовным делам (статья 2 Протокола № 7 к Конвенции) ивыплаты компенсации в случае судебной ошибки (статья 3 Протокола № 7 к Конвенции); недопустимости повторного осуждения или наказания в уголовном порядке (статья 4 Протокола № 7 к Конвенции).

Одно из требований к качеству «закона», являющегося основанием для ограничения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией, заключается в определенности, конкретности его предписаний. По мнению Европейского Суда, норма не может считаться «законом», если она не сформулирована с достаточной степенью точности, позволяющей лицу сообразовывать с ней свое поведение: лицо должно иметь возможность, получив при необходимости соответствующую консультацию, предвидеть в разумных пределах и применительно к конкретным обстоятельствам те последствия, которые может повлечь за собой данное поведение. Вместе с тем, по мнению Суда, предвидеть с абсолютной точностью соответствующие последствия не обязательно. Более того, хотя определенность формулировок желательна, необходимо избегать чрезмерной жесткости, так как право должно обладать способностью следовать за меняющимися обстоятельствами. Поэтому во многих законах, как указывает Суд, используются термины, которые в большей или меньшей мере являются неопределенными, расплывчатыми. Их толкование и применение — задача судебной практики. В дальнейшем Суд неоднократно воспроизводил в своих решениях данную правовую позицию.

В Постановлении Европейского суда по правам человека «Дело «Шухардина» против Российской Федерации» (2007) Европейский суд отмечает, что он должен убедиться, соответствует ли само внутригосударственное право Конвенции, включая содержащиеся или подразумеваемые в нем общие принципы; подчеркивает, что если речь идет об ограничении свободы, особенно важно, чтобы соблюдался общий принцип правовой определенности. Необходимо, чтобы условия лишения свободы в соответствии с внутригосударственным правом были бы четко определены и чтобы сам закон позволял предвидеть последствия его применения, отвечая, таким образом, стандарту «законности», установленному Конвенцией, стандарту, требующему, чтобы все законы были сформулированы с достаточной четкостью, которая позволила бы лицу – с помощью совета, если это необходимо – предвидеть в степени, разумной в конкретных обстоятельствах, последствия, которые может повлечь тот или иное действие.Аналогичная позиция изложена в Постановлении «Дело «Игнатов против Российской Федерации» (2007).

Частным случаем принципа правовой определенности выступает принцип nullum crimen, nulla poena sine lege (нет преступления и нет наказания, не предусмотренных законом), выраженный в статье 7 Конвенции:«Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое, согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву, не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления».

Таким образом, международные нормы и принципы, получающие развитие в прецедентах Европейского Суда по правам человека, включая принцип «правовой определенности»,представляют собой правовой ориентир для российского национального законодательства, новый судебный источник права, получаемый российскими судами без вмешательства других ветвей государственной власти, что само по себе выводит судебную деятельность на качественно новый уровень.

Международный принцип правовой определенности является одновременно и конституционным принципом Российской Федерации, поскольку он определяет сущность и характер судебной власти, устанавливает основные начала процедуры осуществления её деятельности, а также служит идейно-правовой основой организации судов, статуса и деятельности судей России как носителей власти. Принцип правовой определенности непосредственно не закреплен в Конституции РФ, однако его значимость неоднократном подчеркивалась Конституционным Судом РФ и собственно он был выведен из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом (ч. 1 ст. 19 Конституции РФ) как общеправовой критерий определенности (в том числе, в таких ее признаках, как ясность и недвусмысленность), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Правовые акты, содержащие «неопределенность», в результате толкования могут быть оценены как несоответствующие Конституции Российской Федерации, другим нормативным правовым актам с соответствующими правовыми последствиями. Так, в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 1995 г. по делу о проверке конституционности ч. 1 и 2 ст. 54 Жилищного кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданки Л.Н. Ситаловой сформулирована универсальная правовая позиция, согласно которой возможность произвольного применения закона, порожденного неопределенностью содержания его предписаний, является нарушением провозглашенного в ч. 1 ст. 19 Конституции РФ равенства всех перед законом и судом.

Суды общей юрисдикции и, прежде всего, высшие суды в своих актах достаточно часто ссылаются на содержание принципа «правовой определенности». Так, в Определении Верховного Суда РФ от 05 августа 2005 г. № 8-В05-6 по требованию С. о включении в специальный педагогический стаж периода работы в детском саду, не являющемуся государственным или муниципальным образовательным учреждением, суд удовлетворил иск «с учетом положений статей 6, 15, 17, 18, 19, 55 Конституции РФ, предполагающих правовую определенность и связанную с ней предсказуемость законодательной политики в сфере пенсионного обеспечения, необходимых для того, чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в том, что приобретенное ими на основе действующего законодательства право будет уважаться властями и будет реализовано, независимо от времени ее обращения за назначением пенсии и времени возникновения у нее на это права. Иное толкование и применение пенсионного и трудового законодательства, регулирующего спорные правоотношения, повлекло бы ущемление конституционных прав заявительницы на социальное обеспечение».

В Определении Верховного Суда РФ от 12 декабря 2008 г. № 38-В08-6 по требованию Полищук Л.П. об индексации сумм возмещения вреда здоровью, ежемесячной компенсации на приобретение продтоваров и ежегодной компенсации за вред здоровью, судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда установила, что выводы нижестоящих судов о том, что подлежащие выплате истице компенсации подлежат индексации за период с 2002 года по 2004 год на коэффициенты, характеризующие величину роста прожиточного минимума по Тульской области, нельзя признать правильными, однако «при разрешении настоящего дела в надзорном порядке следует принять во внимание один из основополагающих аспектов верховенства права – принцип правовой определенности, который, кроме сего прочего, требует, чтобы принятое судами окончательное решение не могло быть оспорено. Полномочия вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу. Отступления от этого принципа оправданы, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера. По настоящему делу указанных обстоятельств не установлено, поэтому доводы надзорной жалобы не могут являться основанием для отмены в порядке надзора судебных постановлений».

Вместе с тем,применение Верховным Судом РФ, равно как и нижестоящими судами принципа «правовой определенности» не всегда бывает последовательным и соответствует его действительному содержанию. Так, имеет место тенденция придания нормативности определениям Судебной коллегии по гражданским делам и Кассационной коллегии Верховного Суда РФ по конкретным делам, содержащим толкования норм материального и процессуального права. Причины для этого, безусловно, уважительные: выполнение стабилизирующей функции, создающей уверенность в объективности и предсказуемости правосудия, требование единства судебном практики; огромный массив законодательства, невозможность высшему суду дать толкование всего многообразия материальных и процессуальных норм. Однако возникает вопрос о том, что будет нарушением единства судебной практики для судей первой инстанции, являются ли обязательными определения кассационной инстанции и постановления президиумов областных судов по конкретным делам? Является ли нарушение единства судебной практики основанием для отмены судебного акта, в том числе, вступившего в законную силу? Предлагаемые жесткие образцы применения права не решает проблему законности, поскольку тем самым снижается ответственность нижестоящих судов за правильное толкование норм права, ограничивая дискреционные полномочия судов. В конце прошлого века известный юрист Г.Ф. Шершеневича писал: «Судебная практика рабски ловит каждое замечание кассационного департамента, старается согласовать свою деятельность со взглядами сената. Эта масса решений, нарастающая с каждым годом, все крепче и крепче опутывает наш суд, который как лев, запутавшийся в сетях, бессильно подчиняется своей участи, отказывается от борьбы и живет разумом высшей инстанции. В настоящее время вся задача практики заключается в том, чтобы подыскать кассационное решение на данный случай. Борьба перед судом ведется не силою логики, не знанием соотношения конструкции института и системы права, не искусством толкования законов, а ссылкой на кассационные решения. Печальную картину представляют теперь судебные заседания, где мы видим, как адвокаты поражают друг друга кассационными решениями, и где торжествует то, кто нашел более подходящее и притом более позднейшее»[5]

Нижестоящие суды общей юрисдикции, благодаря доступу в компьютерные правовые базы, имеют возможность подобрать определения Верховного Суда РФ по конкретным делам для принятия решения в спорной аналогичной ситуации. Вместе с тем, практика разных составов коллегий Верховного Суда РФ не всегда единообразна, встречаются случаи принятия противоположных решений по сходной категории дел. Отсутствие единства судебной практики составов судов одного и того же уровня (это имеет отношение и к судам субъектов РФ), частная смена правовой позиции по тем или иным категориям дел не способствует последовательной реализации принципа «правовой определенности». Примером последнего является изменение Верховным Судом многолетней практики толкования порядка индексации ежегодной компенсации за вред здоровью и ежемесячной денежной компенсации на приобретение продовольственных товаров ликвидаторам Чернобыльской АЭС, согласно которой такая индексации спорных выплат по аналогии с индексацией, установленной для ежемесячных сумм возмещения вреда здоровью не применима. При этом просматривается ссылка на отсутствие реальных возможностей государства за счет средств бюджета выплачивать указанные компенсации. (Определение Верховного Суда РФ от 11января 2008 г. № 25-В07-24). Изменение позиции Верховного Суда РФ в части отказа от предоставления ранее гарантированных льгот при такой мотивации не способствует реальной защите прав данной категории граждан и противоречит принципу «правовой определенности».

Определением судьи Верховного Суда РФ от 29 ноября 2007 г. № 36-В07-19 в Президиум Смоленского областного суда передано для рассмотрения дело по иску Н. к Управлению федерального казначейства по Смоленской области, Министерству финансов РФ об оспаривании действий органов государственной власти и компенсации морального вреда. Как видно из дела, Н. обратился с требованием о компенсации морального вреда в связи с длительным неисполнением решений Промышленного суда г. Смоленска от 27.05.2003 г. и от 18.02.2004 г. о присуждении ему платежей в возмещение вреда здоровью. Решением районного суда, оставленным без изменения определением судебной коллегией, в качестве компенсации морального вреда в пользу Н. с Министерства финансов РФ за счет казны взыскано 3 000 руб. Передавая дело для рассмотрения надзорной инстанции, Судья Верховного Суда указал на то, что действующее российское законодательство возможности взыскания компенсации морального вреда в связи с задержкой денежных выплат, в том числе, взысканных по решению суда, не предусматривает. В последующем, Президиумом Смоленского областного суда судебные акты нижестоящих судов были отменены, в компенсации морального вреда Н. отказано. Данная правовая позиция была применена при рассмотрении сходных дел в соответствии с толкованием, данным Верховным Судом РФ. Очевидно, что принятые решения идут в разрез с аналогичными прецедентами Европейского Суда по правам человека.

Проблемным представляется вопрос пересмотра вышестоящими судами как не вступивших, так и вступивших в законную силу судебных решений. Несмотря на достаточно четкое и однозначное толкование оснований отмены судебных решений надзорной инстанцией в редакции изменений, внесенных в ст. 387 ГПК РФ, понимаемых как существенные нарушения, под которыми признается не всякое нарушение норм материального и процессуального права, а судебная ошибка, имевшая место в ходе предшествующего разбирательства и повлиявшая на исход дела, без устранения которой невозможно восстановления и защита существенно нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защищаемых законом публичных интересов, фактически основаниями по-прежнему является разное толкование норм права правоприменителями и иная оценка фактических обстоятельств дела.

В заключении, автор выражает надежду, что последовательная реализация принципа правовой определенности судами, в том числе, Смоленской области, как стандарта надлежащего правосудия будет способствовать укреплению российской государственности, эффективной защите прав и свобод ее граждан, соответствовать конституционно-правовой природе статуса судебной власти в Российской Федерации, полноценному интегрированию России в мировое сообщество.

В соответствии с разъяснениями, содержащимися в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 19 декабря 2003 года № 23 «О судебном решении », решение должно быть законным и обоснованным (часть 1 статьи суде первой инстанции > Подраздел II. Исковое производство > Глава 16. Решение суда > Статья 195. Законность и обоснованность решения суда «>195 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации). Решение является законным в том случае, когда оно принято при точном соблюдении норм процессуального права и в полном соответствии с нормами материального права, которые подлежат применению к данному правоотношению.

Решение является обоснованным, когда имеющие значение для дела факты подтверждены исследованными судом доказательствами, удовлетворяющими требованиям закона об их относимости и допустимости или обстоятельствами, не нуждающимися в доказывании (статьи 55, 59 — 61, 67 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации), а также тогда, когда оно содержит исчерпывающие выводы суда , вытекающие из установленных фактов.

Видео: Заседание Пленума Верховного Суда РФ 17 мая 2018 года.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 03.10.2017 N 30 «О внесении в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проекта федерального закона «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации, Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации, Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации»

37) части 4 и 5 статьи 170 изложить в следующей редакции:

«4. В мотивировочной части решения должны быть указаны:

1) фактические и иные обстоятельства дела, установленные арбитражным судом;

2) доказательства, на которых основаны выводы суда об обстоятельствах дела и доводы в пользу принятого решения; мотивы, по которым суд отверг те или иные доказательства, принял или отклонил приведенные в обоснование своих требований и возражений доводы лиц, участвующих в деле;

3) законы и иные нормативные правовые акты, которыми руководствовался суд при принятии решения, и мотивы, по которым суд не применил законы и иные нормативные правовые акты, на которые ссылались лица, участвующие в деле.

В мотивировочной части решения суда должны содержаться также обоснования принятых судом решений и обоснования по другим вопросам, указанным в части 5 настоящей статьи.

В случае признания иска ответчиком в мотивировочной части решения суда может быть указано только на признание иска и принятие его судом.

В случае отказа в иске в связи с признанием неуважительными причин пропуска срока исковой давности или срока обращения в суд в мотивировочной части решения суда указывается только на установление судом данных обстоятельств.

В мотивировочной части решения могут содержаться ссылки на постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и сохранившие силу постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации по вопросам судебной практики, на постановления Президиума Верховного Суда Российской Федерации и сохранившие силу постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, а также на обзоры судебной практики Верховного Суда Российской Федерации, утвержденные Президиумом Верховного Суда Российской Федерации.

5. Резолютивная часть решения должна содержать выводы об удовлетворении или отказе в удовлетворении полностью или в части каждого из заявленных требований, указание на распределение между сторонами судебных расходов, срок и порядок обжалования решения.

б) часть третью изложить в следующей редакции:

«3. Суд апелляционной инстанции может не составлять мотивированное определение, если решение суда первой инстанции оставлено им без изменения при условии, что в апелляционных жалобе, представлении отсутствуют доводы, которые не были предметом рассмотрения в суде первой инстанции, и при рассмотрении дела судом апелляционной инстанции не были приняты новые доказательства.»;

2. В апелляционных жалобе, представлении не могут содержаться требования, не заявленные при рассмотрении дела в суде первой инстанции.

Ссылка лица, подающего апелляционную жалобу, или прокурора, приносящего апелляционное представление, на новые доказательства, которые не были представлены в суд первой инстанции, допускается только в случае обоснования в указанных жалобе, представлении, что эти доказательства невозможно было представить в суд первой инстанции.

68) статью 202 изложить в следующей редакции:

«Статья 202. Разъяснение решения суда

В случае неясности решения суд, принявший его, по заявлению лиц, участвующих в деле, судебного пристава-исполнителя вправе разъяснить решение суда, не изменяя его содержания. Разъяснение решения суда допускается, если оно не приведено в исполнение и не истек срок, в течение которого решение суда может быть принудительно исполнено.»;

Александр Васильев

66) статью 199 изложить в следующей редакции:

«Статья 199. Составление решения суда

«1. Решение суда принимается немедленно после разбирательства дела. Резолютивную часть решения суд должен объявить в том же судебном заседании, в котором закончилось разбирательство дела. Объявленная резолютивная часть решения суда должна быть подписана всеми судьями и приобщена к делу. При выполнении резолютивной части решения в форме электронного документа дополнительно выполняется экземпляр данной резолютивной части решения на бумажном носителе, который также приобщается к делу.

2. Составление мотивированного решения обязательно по делам, рассмотренным в порядке заочного производства, и при рассмотрении дел:

1) по спорам о детях;

2) о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью;

3) о правах граждан на жилое помещение;

4) о восстановлении на работе (службе);

5) о защите пенсионных прав;

6) о защите прав, свобод и законных интересов неопределенного круга лиц;

7) по корпоративным спорам;

8) связанных с обращением взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации;

9) с участием иностранных лиц, в том числе иностранного государства.

3. Суд обязан составить мотивированное решение по рассмотренному им делу в случае поступления от лиц, участвующих в деле, их представителей заявления о составлении мотивированного решения суда, которое может быть подано:

1) в течение трех дней со дня объявления резолютивной части решения суда, если лица, участвующие в деле, их представители присутствовали в судебном заседании;

2) в течение десяти дней со дня объявления резолютивной части решения суда, если лица, участвующие в деле, их представители не присутствовали в судебном заседании.

4. Суд составляет мотивированное решение в течение десяти дней со дня объявления резолютивной части решения по делам, указанным в части второй настоящей статьи, а также если мотивированное решение изготавливается судом по собственной инициативе.

Статья 6

КОНВЕНЦИЯ

от 4 ноября 1950 года

О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД

Право на справедливое судебное разбирательство

1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или — в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.

как неоднократно указывал Конституционный Суд РФ, в сфере социального регулирования должен соблюдаться принцип поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, предполагающий правовую определенность, сохранение стабильности правового регулирования, недопустимость внесения произвольных изменений в действующую систему норм и предсказуемость законодательной и правоприменительной политики, с тем , чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав , действенности их государственной защиты, т.е. в том , что приобретенное ими на основе действующего законодательства право будет уважаться властями и будет реализовано (постановления от ДД.ММ.ГГГГ №-П, от ДД.ММ.ГГГГ №-П, от ДД.ММ.ГГГГ №-П, от ДД.ММ.ГГГГ №-П, определение от ДД.ММ.ГГГГ №-О и др.).

Применение данного принципа к официально установленным между гражданином и государством (и не подвергшихся к этому моменту каким-либо изменениям) отношениям по поводу оказания социальной поддержки означает недопустимость произвольного отказа государства от ранее принятых на себя социальных обязательств, в том числе по мотиву недостаточности финансовых средств.

Указанная позиция согласуется и с прецедентной практикой Европейского Суда по правам человека , чье толкование понятия «имущество» (содержащегося в ст. 1 Протокола № к Конвенции о защите прав человека и основных свобод) предполагает распространение этого термина на обещанные гражданину со стороны государства меры социальной поддержки и социальные льготы, в том числе право на пенсию, выплаты и помощь в рамках системы социального обеспечения.

Как указал Европейский Суд по правам человека , национальные органы не могут отказать в социальной помощи, пока она предусмотрена законодательством (решения по делу «Миллер против Австралии» (1974 год), по делу «Гайгузус против Австрии» (1996 год), по делу «Стек и другие против Великобритании» (2006 год).

При толковании указанного принципа в решении по делу «Сук против Украины» (2011 год) Европейский Суд по правам человека подчеркнул, что отсутствие средств у государства не может быть основанием для несоблюдения своих социальных обязательств.

Позицию недопустимости для власти какого-либо государства ссылаться на недостаток денежных средств как причину невыплаты признанного этой властью долга занял Европейский Суд по правам человека и в решение по делу «Бурдов против Российской Федерации» (2002 год).

Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения РФ положений этих договорных актов , когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении РФ.

внутригосударственные судебные органы обязаны указывать мотивы, которые привели их к тому или иному решению.
В целом жалобы заявителей по этому аспекту статьи 6 Конвенции касаются либо отсутствия мотивировки, либо ее недостаточности и неадекватности, либо ее ошибочности.
Что касается недостаточный мотивированности, то, как мы видим, от внутригосударственных судов не требуется проведения анализа и оценки каждого аргумента сторон. С другой стороны, нарушением Конвенции может быть признано пренебрежение судами значимых, весомых и подтвержденных доказательствами доводов.
Требование мотивирования судебных решений было сформулировано Европейским судом относительно недавно. Он постепенно развивает его и наполняет содержанием. Однако, учитывая принцип субсидиарности органов Конвенции, его активность в этом направлении была и будет осторожной и взвешенной.

определения «пределов лаконичности» мотивировки решения.

Что касается мотивированности решений судов апелляционной инстанции, важным представляется Постановление Европейского суда по делу «Хелле против Финляндии» <1>. Рассмотрев обстоятельства данного дела, Европейский суд указал, что концепция справедливого судебного процесса требует, чтобы внутригосударственный судебный орган, приведший в обоснование своего решения скупую мотивировку, все же должен ответить на основные вопросы, представленные на его рассмотрение, а не ограничиваться ссылкой на выводы нижестоящего суда

Постановление Европейского суда по делу «Хансен против Норвегии» (Hansen v. Norvey) от 2 октября 2014 г., жалоба N 15319/09. См. в настоящем номере на с. 92 — 116 (примеч. редактора).
<2> Постановление Большой Палаты Европейского суда по делу «Гору против Греции (N 2)» (Gorou v. Greece) (N 2) от 20 марта 2009 г., жалоба N 12686/03.

Как разъяснено в п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ», применение судами Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского Суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции.

Из положений ст. 46 Конвенции, статьи 1 ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» следует, что правовые позиции Европейского Суда по правам человека , которые содержаться в его окончательных постановлениях, являются обязательными для судов .

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.10.2003 N 5 (ред. от 05.03.2013) «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»

П 10

Российская Федерация как участник Конвенции о защите прав человека и основных свобод признает юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении Российской Федерации (статья 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. N 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»). Поэтому применение судами вышеназванной Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского Суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Принимая во внимание приведенные принципы и прецедентную практику Европейского Суда по правам человека , учитывая при этом, что истец в установленном порядке приобрел статус участника подпрограммы, предполагающей оказание мер социальной поддержки, сохранил указанный статус весь спорный период и был вправе рассчитывать на получение социальной выплаты (что в ходе судебного заседания не оспаривалось), суд находит, что отсутствие бюджетных ассигнований не может стать препятствием к реализации предоставленного истцу права и служить основанием для неисполнения обязательств государственного органа перед гражданином по погашению задолженности, образовавшейся в период действия указанной программы.

Иное означало бы произвольный отказ государства от принятых социальных обязательств в условиях, когда признанное право и связанные с этим ожидания гражданина должны уважаться.

Довод ответчика о том , что решением суда затрагиваются права других граждан, также имеющих право на предоставление компенсации, не свидетельствует о незаконности заявленных требований и не является основанием для отказа в иске, поскольку требования истца направлены на восстановление принадлежащего истцу нарушенного права , реализация которого не может быть поставлена в зависимость от наличия иных лиц, обладающих аналогичным правом .

Одним из основополагающих аспектов верховенства права является принцип правовой определенности, о необходимости соблюдения которого неоднократно указывал Европейский Суд по правам человека в своих постановлениях, который, в частности, требует, чтобы принятое судом окончательное решение не могло быть бы оспорено. Правовая определенность подразумевает, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления. Полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу. Пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования, в то время как лишь возможное наличие двух точек зрения по одному вопросу не может являться основанием для пересмотра. Отступления от этого принципа оправданы, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера, которых в данном случае не установлено.

право на получение такого решения суда, которое содержит четкую мотивировку и надлежащий анализ обстоятельств дела.

суды не исполнили своей обязанности изложить основания для своих решений и не доказали

тот же самый тест был применен в деле со сходными фактами: «Хиро Балани против Испании» (Hiro Balani v. Spain) от 9 декабря 1994 г., жалоба N 18064/91.

В деле «Хирвисаари против Финляндии» <1> Европейский суд вернулся к вопросу о важном значении мотивировки судебных актов. Он дополнил концепцию следующими положениями: надлежащая мотивированность решения позволяет продемонстрировать то, что аргументы сторон были услышаны, обеспечивает реализацию права на обжалование, а также возможность контроля со стороны общества <2>. В другом финском деле, «Суоминен против Финляндии» <3>, Европейский суд уточнил, что «власть должна обосновывать свои действия» <4>, что является ценной гарантией, защищающей от произвола органов государственной власти.

МОД ОКП (председатель — Ирина Иванова) — в ЕСПЧ: отвод судье Erik Mose.

1. 1 ОТВОД судье Erik Mose. 1. По нашему мнению, защищаемому взаимосвязанными требованиями статей 1, 3, п. 1 ст. 6, статей 10, 13, 14, 17, 18, 19 Конвенции, Европейский суд по правам человека обязан соблюдать Европейскую конвенцию по правам человека. Нам выслано Решение по жалобе № 48041/17 указанного судьи, которым он нашу жалобу без достаточных на то оснований объявил Международное Общественное движение Общественный Контроль Правопорядка Официальный сайт в интернете: http://rus100.com/ email: odokprus@gmail.com Исх № 940 от 02.01.2018 Вх №_______ от _____________ 1. В Европейский суд по правам человека Представитель : председатель Международного Общественного Движения «Общественный контроль правопорядка» Иванова Ирина Александровна, адрес : FRANCE, 6, pl du CLAUZEL 43000 Le Puy en Velay Тел +33695410314 E-mail: odokprus.mso@gmail.com
2. 2 неприемлемой. При этом Решение не соответствует Европейской Конвенции по правам человека и нарушает защищаемые ею наши права. 1.1 Во-первых, злоупотребляя правом, судья, в нарушение ст. 17 Конвенции, с противоправной целью нарушения права на справедливое разбирательство дела, защищаемое п. 1 ст. 6 Конвенции, нарушил наше право на информацию, гарантированное ст. 10 Конвенции, поскольку в нарушение ст. 45 Конвенции, п. 2 «с» ст. 41 Хартии об основных правах не сообщил нам никаких причин, по которым наша жалоба им расценена как неприемлемая. То есть он скрыл, утаил, предоставил неполную, следовательно, вводящую в заблуждение информацию, что и является злоупотребление правом, что неоднократно было установлено ЕСПЧ: «неполная и, следовательно, вводящая в заблуждение информация представляет собой злоупотребление правом, особенно если эта информация затрагивает ее основное содержание, и не представлено удовлетворительного объяснения нераскрытию этой информации, а отказ в приведении мотивов ограничения или лишения права «без конкретного указания оснований является актом произвола» (…)» (§ 72 Постановления от 17.04.14 г. по делу «Любовь Стеценко против РФ», Добавление I Сообщения КПЧ от 11.07.97 г. по делу «Роберт У. Готье против Канады»). Также «Предоставление … неполной информации может означать «злоупотребление правом …» по смыслу пункта 3 а) статьи 35 Конвенции, особенно если информация касается основного дела или существенных доказательств и неспособность разъяснения этого недостаточно объяснена. Неспособность заявителя обратить внимание … на важные события, происходящие в ходе разбирательства, может также представлять собой такое злоупотребление (…) (§ 63 Постановления от 07.12.17 г. по делу «S.F. и другие против Болгарии»)… Термин «злоупотребление правом [и]», как он используется в пункте 3 (а) статьи 35 Конвенции, должен пониматься в его обычном значении, а именно: вредное осуществление права его обладателя способом, несовместимым с целью, для которой он предназначен (…)…» (§ 65 там же). При этом необходимо иметь ввиду, «что фактическое препятствие может нарушать Конвенцию точно также, как и юридическое (…) (§ 98 Постановления от 18.02.09 г. по делу «Андреева против Латвии»)… процессуальные нормы
3. 3 направлены на то, чтобы обеспечить надлежащее отправление правосудия и соблюдение принципа правовой определенности, и что заинтересованные лица вправе ожидать, что данные нормы будут соблюдаться (…). Этот принцип применяется в обоих направлениях: не только по отношению к участникам судебного разбирательства, но также по отношению к национальным судам» (§ 99 там же). 1.2 Во-вторых, говоря о мотивированности судебного решения, следует указать, что судья не привел причины, по которым он отверг те нормы права и доказательства, на которые мы ссылались в обоснование своих доводов. Для этой противоправной цели он сфальсифицировал в своем решении наши доводы, не отразив их. Так как результатом незаконного, необоснованного и немотивированного решения является нарушение не только наших прав, но и прав Жертвы России – Бохонова А.В., который в умышленное нарушение не только п. 1 ст. 5 Конвенции незаконно лишен свободы и личной неприкосновенности, но и в нарушение ст. 3 Конвенции подвергается психологическим пыткам, бесчеловечному и унижающему достоинство обращению, поэтому у нас имеются основания полагать, что решение судьи Erik Mose имеет коррупционный характер и в нарушение ст. 19 Конвенции ООН против коррупции вынесено в интересах нарушителей прав человека. Это незаконное, необоснованное и немотивированное решение нарушает и статьи 10, 11, п. 1 ст. 13 Конвенции ООН против коррупции. Также следует обратить внимание и на то, что решение судьи Erik Mose не отвечает ни по форме, ни по содержанию судебному решению, которое должно отвечать требованиям, предъявляемым к нему Заключением № 11 КСЕС «О качестве судебных решений» (CCJE (2008) Op. № 5), принятого в Страсбурге 18.12.08 г. 1.2.1 «Право на доступ к справедливому разбирательству дела в суде, гарантированное пунктом 1 статьи 6 Конвенции, не является абсолютным, но может иметь определённые пределы; которые позволительны, так как право на доступ к суду, по своему характеру, требует регулирования со стороны государства. В этой связи, государства пользуются определённым уровнем дискреции, несмотря на то, что окончательное решение относительно
4. 4 соблюдения положений Конвенции находится в компетенции Суда. Суд должен убедиться в том, что применяемые меры не ограничивают и не уменьшают возможность доступа к суду конкретного лица в той мере, в которой бы сама сущность этого права была бы нарушена. Более того, ограничение будет несовместимо с пунктом 1 статьи 6 Конвенции, если оно не преследует законную цель и, если не существует разумной соразмерности между применяемыми мерами и преследуемой целью (…). Право на доступ к суду нарушается, когда законные положения больше не служат задачам правовой безопасности и надлежащего управления правосудием и создают барьер, препятствующий рассмотрению дела заявителя по существу компетентным судом (…)» (§ 39 Постановления от 02.12.14 г. по делу «Урекян и Павличенко против Республики Молдова»). При этом «… гарантированное пунктом 1 статьи 6 Конвенции право на справедливое судебное разбирательство включает право сторон, участвующих в деле, представлять любые замечания, которые они считают относящимися к их делу. Поскольку целью Конвенции является обеспечение не теоретических или иллюзорных прав, а прав фактических и эффективных (…), это право можно считать эффективным только в том случае, если замечания были действительно «заслушаны», то есть должным образом учтены судом, рассматривающим дело. Следовательно, действие статьи 6 Конвенции заключается в том, чтобы, среди прочего, обязать «суд» провести надлежащее рассмотрение замечаний, доводов и доказательств, представленных сторонами по делу, беспристрастно решая вопрос об их относимости к делу (…)» (§ 80 Постановления от 12.02.04 г. по делу «Перес против Франции»). «Более того, сторона судебного разбирательства должна иметь возможность ознакомиться с доказательствами до начала рассмотрения дела в суде, а также возможность выразить свое мнение об их наличии, содержании и подлинности в надлежащей форме и в надлежащее время, при необходимости, заблаговременно в письменном виде (…)» (Решение ЕСПЧ от 14.01.03 г. по делу «Аркадий Иванович Викторов против РФ»). «Кроме того, суд сам должен соблюдать принцип состязательности, в частности, когда он отклоняет кассационную жалобу или разрешает спор только на основании официально принятого довода (…) (§ 45 Постановления от 19.10.06
5. 5 г. по делу «Кек против Турции»)… Стороны в споре должны иметь возможность указать, считают ли они, что документ требует комментария с их стороны. В частности, от этого зависит доверие граждан к отправлению правосудия: кроме прочего, оно основывается на уверенности в том, что можно выразить свое мнение по поводу любого документа материалов дела (…) (§ 52 там же). Важно подчеркнуть, что пункт 1 статьи 6 Конвенции, прежде всего, направлен на обеспечение интересов сторон и надлежащее отправление правосудия (…) (§ 53 там же). Следовательно, соблюдение права на справедливое разбирательство, гарантированное пунктом 1 статьи 6 Конвенции, требует, чтобы заявитель имел возможность представить свои комментарии относительно информации, предоставленной [органом власти]…» (§ 54 там же). «… система Конвенции требует от Договаривающихся государств принятия необходимых мер для обеспечения эффективного осуществления прав, гарантированных статьей 6 Конвенции (…). Это предполагает прежде всего то, что лицо, против которого началось судебное разбирательство, должно быть проинформировано об этом факте» (§ 77 Постановления от 04.03.14 г. по делу «Дилипак и Каракайя против Турции»). Также следует иметь ввиду, что требования эффективности и процессуальной экономии не оправдывают «пренебрежения основополагающим принципом состязательного разбирательства. Фактически, статья 6 § 1 предназначена прежде всего для защиты интересов сторон и надлежащего отправления правосудия (…). Даже если … возможность представления юридических и фактических аргументов может быть ограничена, стороны должны сказать, требует ли документ их комментариев. На карту поставлено доверие сторон к правосудию, основанному, в частности, на знании того, что у них была возможность выразить свои мнения по каждому документу в деле (…)» (§ 18 Постановления от 06.02.01 г. по делу «Беер против Австрии»). При этом власти должны основывать «свою позицию на правильной оценке обстоятельств, имеющих значения для дела (…)» (§ 39 «с» Постановления от 06.05.03 г. по делу «Перна против Италии»). Также, «Право на действие или средство правовой защиты должно осуществляться с момента, когда соответствующие лица могут реально понимать … решения, которые налагают на них бремя или могут нарушать их законные права или интересы.
6. 6 Уведомление, как акт сообщения между … органом и сторонами, служит для информирования о решении, его основаниях и мотивах, чтобы стороны имели возможность для обжалования (…)» (§ 45 Постановления от 26.01.17 г. по делу «Иванова и Ивашова против РФ»). «Не может быть и речи о том, что заявитель отказался от своего права … если она не была проинформирована об этом (…)» (§ 62 Постановления от 05.10.17 г. «Kalēja против Латвии»). Также, «… право стороны на доступ к правосудию было бы иллюзорным, если бы она оставалась в неведении относительно хода … разбирательства и … решений, вынесенных по их делу, особенно когда такие решения имеют характер, препятствующий дальнейшему рассмотрению дела…» (§§ 49 50, 53 Постановления от 10.02.05 г. по делу Сухорубченко против РФ»). Однако самое главное, что необходимо иметь ввиду, так это то, что само право на эффективные средства правовой защиты по своей природе предусматривает, что оно позволяет «предупредить или предотвратить предполагаемое нарушение либо предоставить адекватную компенсацию за любое уже совершенное нарушение» (§ 158 Постановления от 26.10.2000 г. по делу «Кудла против Польши»). То есть, когда нарушается фундаментальное право, то пресекаться это нарушение должно в момент нарушения или предположения о его нарушении. В этом случае все действия по делу должны быть приостановлены до рассмотрения жалобы на нарушение права и в рамках процедуры обжалования должен быть решен вопрос об адекватной компенсации (ч.ч. 1, 2 ст. 46, ст. 53 Конституции РФ, п. 3 ч. 1 ст. 27 Закона «О прокуратуре РФ», п. 1 ст. 6, ст. 13 Конвенции, §§ 40 — 43 Постановления от 29.05.97 г. по делу «Георгиадис против Греции»). 1.2.2 Европейский суд установил, что «… Заявительница ссылалась, в частности, на положения Статьи 46 Конституции… Однако национальные суды не пытались проанализировать жалобу заявителя с этой точки зрения, несмотря на явные указания ею перед каждой судебной инстанцией… национальные суды, игнорируя этот пункт, хотя он был конкретным, уместным и важным, не выполнили их обязательств по статье 6 § 1 Конвенции. Следовательно, имело место нарушение данного положения» (§ 25 Постановления от 18.07.2006 г. по делу «Пронина против Украины»); отказ судебной инстанции рассмотреть в
7. 7 своем решении главное основание обращения, которое «сформулировано достаточно четко и точно» и подтверждено соответствующими доказательствами, является нарушением права заявителя на справедливое разбирательство по п. 1 ст. 6 Конвенции, поскольку суд «обязан … рассмотреть все документы, представленные в ходе рассмотрения дела, по крайней мере постольку, поскольку они были «предметом спора» и даже если они конкретно не повторяются в апелляционной жалобе по вопросам права» (§ 28 Постановления от 09.12.94 г. по делу «Хиро Балани против Испании»). Также «пункт 1 статьи 6 подразумевает, в частности, обязанность «суда» проводить эффективное исследование доводов, аргументов и доказательств сторон, за исключением оценки их относимости к решению, которое нужно вынести» (§ 30 Постановления от 19.04.93 г. по делу «Краска против Швейцарии»); «… пункт 1 статьи 6, помимо прочего, имеет целью обязательство „судебной инстанции” проведения адекватного исследования утверждений, доводов и доказательств, представленных сторонами, не нанося ущерба оценке, данной инстанцией, или их важности для выносимого решения, принимая во внимание, что Суд не обязан рассматривать доводы, если они уже были рассмотрены соответствующим образом (…)… (§ 48 Постановления от 15.01.13 г. по делу «Митрофан против Молдовы»)… „судебная инстанция имеет право считать, что она не обязана отвечать на доводы, приведенные сторонами, которые явным образом не относятся к делу, являются необоснованными, противозаконными или неприемлемыми по другим причинам, которые явно нарушают законные положения или хорошо определенные судебные практики в этой области” (…)» (§ 50 там же). «… следует рассмотреть вопрос, имел ли заявитель возможность оспорить подлинность доказательств и возражать против их использования. Качество доказательств также принимается во внимание, в том числе то, не вызывают ли обстоятельства получения этих доказательств сомнений в их надежности и точности (…) (§ 274 Постановления от 21.04.11 г. по делу «Ничепорук и Йонкало против Украины»)… проигнорировав конкретные, актуальные и важные аргументы заявителя, национальные суды не выполнили свои обязательства по статье 6 § 1 Конвенции (…)…» (§ 280 там же). «… принцип равенства сторон не зависит от дальнейшей, поддающейся
8. 8 количественной оценке несправедливости, вытекающей из процессуального неравенства. Стороны должны иметь возможность оценить, заслуживает ли представление реакции, и недопустимо, чтобы одна сторона представляла в суд замечания без ведома другой стороны и без возможности последней прокомментировать их» (§ 42 Постановления от 05.10.2000 г. по делу «»АПЕХ Ульдозоттейнек Сзоветшеге» (APEH Uldozotteinek Szovetsege) и другие против Венгрии»), поскольку «… «справедливость» предполагает состязательный характер разбирательства, поэтому суд не вправе основывать свое решение на доказательствах, которые не были доступны для изучения обеим сторонам (§ 23 Постановления от 13.05.08 г. по делу «Галич против РФ»)… суды не связаны доводами сторон; суды имеют право определять применимое право, толковать доказательства по-новому и так далее. С другой стороны, судьи должны быть более предусмотрительны, если имеют дело с вновь открывшимися обстоятельствами или доказательствами по делу, которые не рассматривались судом» (§ 25 там же). Также «раскрытие доказательств должно происходить своевременно, предоставляя доступ к соответствующим материалам дела до первого появления заявителя в судебных органах (…)» (§ 175 Постановления от 13.04.17 г. по делу Подеши (Podeschi) против Сан Марино»). Таким образом, отказ давать оценку основным доводам заявителя по вопросам факта и права без указания мотивов принимаемого решения является неисполнением обязанности по отправлению Правосудия, Произволом и злоупотреблением правом, поскольку это связано с неисполнением своих прямых должностных обязанностей. 1.2.3 «… даже если суды не обязаны изложить мотивы отказа по каждому доводу сторон (…), тем не менее, они не освобождены от обязанности рассматривать их надлежащим образом и давать оценку основным выдвинутым доводам (…). Кроме того, если эти доводы относятся к «правам и свободам», гарантированным Конвенцией и Протоколами к ней, национальные суды ДОЛЖНЫ рассматривать их В ОБЯЗАТЕЛЬНОМ ПОРЯДКЕ и С ОСОБОЙ ТЩАТЕЛЬНОСТЬЮ» (§ 96 Постановления от 28.06.07 г. по делу «Вагнер против Люксембурга»).
9. 9 1.2.4 «… понятие справедливого судебного разбирательства требует, чтобы национальный суд, который лишь кратко мотивировал свое решение, приняв мотивы, изложенные нижестоящими судами, или другим образом, реально рассмотрел вопросы существа дела, представленного на его рассмотрение, и чтобы он не довольствовался просто-напросто подтверждением выводов, к которым пришел нижестоящий суд (…) (§ 30 Постановления от 15.02.07 г. по делу «Болдя против Румынии»)… суд первой инстанции не дал оценки всем элементам, образующим состав преступления, и что он не рассмотрел доказательства, представленные заявителем, что, при необходимости, дало бы ему возможность мотивированно отклонить те из них, которые он счел бы существенными (§ 32 там же). Кроме того, суд, который высказывался в отношении жалобы заявителя, не рассмотрел мотивы этой жалобы, основанные, в частности, на отсутствии мотивации Решения, вынесенного судом первой инстанции… можно констатировать, что в настоящем деле окружной суд Тимиша лишь сослался на мотивы Решения суда первой инстанции. Даже если это может являться мотивацией путем принятия обоснования нижестоящего суда по смыслу дела «Хелле против Финляндии» (…), необходимо, чтобы решение суда первой инстанции было подробно и полно мотивировано, чтобы квалифицировать судебное разбирательство в отношении заявителя как справедливое… это обстоятельство отсутствовало в настоящем деле (§ 33 там же). Этих элементов достаточно для того, чтобы … заявитель имел основания утверждать, что решения суда первой инстанции г. Тимишоары и окружного суда Тимиша не были достаточно мотивированы, и его дело,.. не было рассмотрено справедливо (§ 34 там же). Следовательно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции» (§ 35 там же). 1.2.5 Однако в любом случае «… решения суда должны в достаточной мере определять причины, по которым они вынесены (…)» (§ 55 Постановления от 01.04.10 г. по делу «Георгий Николаевич Михайлов против РФ»). «… национальные суды должны указывать с достаточной ясностью те обстоятельства, на которых они основывают свое решение. Именно это, помимо прочего, делает возможным для обвиняемых полезное использование права на
10. 10 обжалование, доступного им (…)» (§ 25 Постановления Европейского суда от 28.05.09 г. по делу «Карягин, Матвеев и Королев против РФ»). 1.2.6 «Задачей обоснованного решения является продемонстрировать сторонам, что их выслушали. Более того, мотивированное решение предоставляет сторонам возможность обжаловать его, так же как и возможность кассационному органу пересмотреть решение. Только через вынесение обоснованного решения может осуществляться общественный контроль за отправлением правосудия» (§ 30 Постановления от 27.09.01 г. по делу «Хирвисаари против Финляндии»). 1.2.7 «… в разбирательстве, проходящем с участием профессиональных судей, понимание обвиняемым своего осуждения следует в основном из мотивированных судебных решений. В таких делах внутригосударственные суды должны указывать с достаточной ясностью те мотивы, на которых они основывают свои решения (…). Мотивированные решения также служат цели демонстрации сторонам того, что их слышат, тем самым способствуя большей готовности принятия решения с их стороны. Кроме того, они обязывают судей основывать свою мотивировку на объективных доводах, а также поддерживают права защиты. Однако пределы обязанности мотивировать изменяются в зависимости от характера решения и должны устанавливаться в свете обстоятельств дела (…). В то время как суды не обязаны давать подробный ответ на каждый выдвинутый довод (…), из решения должно быть ясно, что существенные вопросы дела были рассмотрены (…)» (§ 91 Постановления от 16.11.10 г. по делу «Таске против Бельгии») 1.2.8 «… согласно … правоприменительной практике, отражающей принцип, связанный с должным отправлением правосудия, в решениях судов должны надлежащим образом содержаться доводы, на которых они основаны. Пункт 1 Статьи 6 Конвенции обязывает суды приводить обоснования своих решений, но его нельзя понимать как требование подробного ответа на каждый довод. Степень, в которой применяет эта обязанность приводить обоснования, может различаться в зависимости от характера решения (…). Даже если национальный суд имеет определенную степень свободы усмотрения при
11. 11 выборе доводов в определенном деле и принятии доказательств в поддержку доводов сторон, орган государственной власти ОБЯЗАН оправдать свои действия, приведя ОСНОВАНИЯ для своего решения (…)…» (§ 58 Постановления от 22.02.07 г. по делу «Татишвили против РФ»). 1.2.9 «Правило раскрытия оправдывающих доказательств обязывает сторону обвинения представлять такие доказательства на рассмотрение суда. В то же время данное правило не имеет смысла, если судам разрешено оставлять эти доказательства без рассмотрения и даже не упоминать их в своих приговорах» (§ 201 Постановления от 27.03.14 г. «Матыцина против Российской Федерации»). «Статья 8 Конвенции налагает процессуальное обязательство на власти …, требуя, чтобы подлежащее доказыванию утверждение … было эффективно рассмотрено судами и чтобы их выводы были изложены в аргументированном решении суда (…)» (§ 115 Постановления от 26.11.13 г. по делу «Х. против Латвии»). «… Конвенция в принципе допускает пересмотр судебного решения, вступившего в законную силу, по вновь открывшимся обстоятельствам. Например, статья 4 Протокола N 7 к Конвенции однозначно разрешает государству исправлять ошибки уголовного судопроизводства. Судебное решение, в котором не отражены сведения об основных доказательствах по делу, может, безусловно, представлять собой такую ошибку. Тем не менее полномочия по пересмотру должны быть осуществлены для исправления судебных ошибок и ошибок при отправлении правосудия, а не использоваться для «замаскированного обжалования» (…) (§ 25 Постановления от 12.07.07 г. по делу «Ведерникова против РФ»)… Процедура отмены окончательного судебного решения предполагает, что имеются доказательства, которые ранее не были объективно доступными и которые могут привести к иному результату судебного разбирательства… » (§ 26 там же). «… требования правовой определенности не являются абсолютными. Такие соображения, как возникновение новых фактов, обнаружение фундаментального недостатка в предыдущих разбирательствах, которые могут повлиять на исход дела или необходимость возмещения, особенно в контексте исполнения решений Суда, все говорит в пользу возобновления
12. 12 разбирательства… сама возможность возобновления уголовного дела prima facie соответствует требованиям Конвенции (…)… (§ 62 Постановления от 11.07.17 г. по делу «Moreira Ferreira против Португалии (№ 2)»)… приговор, игнорирующий ключевые доказательства представляет собой недостаток уголовного правосудия и что отказ от исправления ошибок может серьезно повлиять на справедливость, честность и общественную репутацию судебного разбирательства (…)… отстаивание после рассмотрения дела осуждения, которое было ошибкой оценки, которая увековечила это нарушение, нарушило право на справедливое судебное разбирательство (…)…» (§ 63 там же) 1.2.10 «… отсутствие мотивов упомянутого решения и транспарентности процедуры его принятия крайне ограничивало возможности автора в плане представления дополнительной документации в поддержку его просьбы, так как он не знал истинных причин отказа и общих тенденций в отношении принятия решений… тот факт, что Комитет по натурализации является частью законодательной власти, не освобождает государство-участника от принятия мер для информирования пусть даже в краткой форме автора о принципиальных причинах решения … В отсутствие такого обоснования государство-участник не доказало, что его решение … было основано на разумных и объективных причинах» (п. 7.5 Соображений от 01.04.15 г. по делу «К. против Дании»). 1.3 В-третьих, судья не прекратил нарушение наших конвенционных прав государством Россия, о нарушении которых мы сообщали в жалобе, а значит не отправил правосудие и его решение служит незаконным интересам другой стороны, чем уже он сам нарушил статьи 1, 3, п.п. 1 «с», «е» ст. 5, п.п. 2 – 5 ст. 5, п.п. 1, 2, п.п. 3 «а» — «d» ст. 6, статьи 7, 10, 13, 17, 18, 19 Конвенции, поскольку с незапамятных времен известно, что quo tacuit, cum loqui debuit et potuit, consentire videtur – кто промолчал, когда мог и должен был говорить, тот рассматривается как согласившийся. Нарушением перечисленных прав Erik Mose создал конфликт интересов, что является безусловным основанием для
13. 13 его отвода по основаниям объективного теста, предусмотренного п. 1 ст. 6 Конвенции, п. 3 «с» Принципа V Рекомендации № R(94)12 Комитета министров СЕ о независимости, эффективности и роли судов, принятой 13.10.94 г. 1.3.1 «»Беспристрастность» суда предполагает, что судьи не должны относиться к рассматриваемой ими проблеме предвзято или действовать в интересах одной из сторон. В тех случаях, когда закон устанавливает основания для отвода судьи от участия в судебном разбирательстве, суд должен рассмотреть их ех officio и заменить членов суда при наличии таких оснований. Судебное разбирательство с участием судьи, который, согласно внутреннему законодательству, подлежал отводу, как правило, не может считаться справедливым или беспристрастным по смыслу статьи 14» (п. 7.2 Соображений КПЧ от 21.10.92 г. по делу «Арво О. Карттунен против Финляндии»). При этом всегда необходимо помнить о том, что судебная независимость – это право граждан (п. 1 ст. 14 Пакта, п. 1 ст. 6 Конвенции), поскольку «является прерогативой или привилегией действовать не в своих собственных интересах, а в интересах торжества закона и лиц, обращающихся к правосудию» (п. 4 Заключения № 11) и правосудие признается таковым, когда оно отвечает требованиям справедливости (п. 1 ст. 14 Пакта, п. 1 ст. 6 Конвенции) и обеспечивает эффективное восстановление в правах (ст. 8 Всеобщей декларации). 1.3.2 Так как «неотъемлемым свойством надлежащего осуществления судебных полномочий является то, что они должны осуществляться органом, проявляющим независимое, объективное и непредвзятое отношение к рассматриваемым вопросам» (п. 10.3 Соображения КПЧ от 28.03.06 г. по делу «Бандажевский против Беларуси»), поэтому вновь повторяю, что «крайне важно, чтобы правосудие не только вершилось, но также чтобы это было явно и несомненно заметно» (слова лорда Хьюарта (Lord Hewart) в деле «Государство против судей Сассекса», от имени Маккарти (Rex v. Sussex Justices, Ex parte McCarthy), [1924] K.B. 256, на с. 259).
14. 14 1.3.3 Считаем, что судья не может оправдывать незаконность, необоснованность и немотивированность решения никакими регламентами, поскольку сами регламенты либо должны соответствовать Конвенции, либо не должны применяться в случае умаления ими конвенционных прав. Erik Mose обязан знать, что «… степень четкости в значительной степени зависит от содержания рассматриваемой нормы, области, которую она затрагивает, количества и статуса тех, кому она адресована (…). Закон, который предоставляет дискреционные полномочия, сам по себе может отвечать требованию «предусмотрено законом» ПРИ УСЛОВИИ, что рамки этих дискреционных полномочий и способ их осуществления прописаны с достаточной ясностью, чтобы предоставить надлежащую защиту от произвола (…)» (§ 36 Постановления от 27.09.07 г. по делу «Джавадов против Российской Федерации»). Поэтому повторяем, что «Только через вынесение обоснованного решения может осуществляться общественный контроль за отправлением правосудия (…)» (§ 58 Постановления от 22.02.07 г. по делу «Татишвили против РФ»). 1.3.4 Незаконное, необоснованное и немотивированное решение является актом произвола и в любом случае факт отсутствия объяснения оснований его вынесения свидетельствует также о бесчеловечном и унижающем достоинство обращении, запрещенном ст. 3 Конвенции, злоупотреблении правом, что запрещено ст. 17 Конвенции и невыполнении обязанности, предусмотренной ст.ст. 1, 19 Конвенции. По предоставленному решению мы видим, что «оценка доказательств была явно произвольной и сводилась к отказу в правосудии … суд … нарушил свою обязанность в отношении независимости и беспристрастности» (п. 6.3 Соображения от 08.07.04 г. по делу «Светик против Беларуси»). Однако в любом случае «любой судья, в отношении которого существует законное основание для опасения и наличия сомнения в его беспристрастности, должен быть выведен из состава суда» (§ 46 Постановления ЕСПЧ от 29.03.01 г. по делу «D.N. против Швейцарии»).
15. 15 1.3.5 В силу занимаемого должностного положения Erik Mose обязан понимать, что его коррупционное, то есть оскорбительное по своему смыслу решение, вынесенное в интересах(§§ 27 -29 Постановления от 03.02.11 г. по делу «Игорь Кабанов против РФ»), незаконно привлекших заведомо невиновного (ч. 1 ст. 299 УК РФ) Бохонова А.В. к уголовной ответственности (ч. 1 ст. 318 УК РФ), цинично его сфальсифицировавших (ч. 3 ст. 303 УК РФ) в составе организованного преступного сообщества (ч. 3 ст. 210 УК РФ), откровенно преступными способами лишивших Бохонова А.А. свободы и личной неприкосновенности (ч. 3 ст. 301 УК РФ) является способом как незаконного освобождения Путина В.В. и членов его организованного преступного сообщества от уголовной ответственности (ст. 316 УК РФ), так и способом нарушения прав Бохонова А.В. и МОД «ОКП» на обращение в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, проводить мирные встречи или собрания, создавать неправительственные организации, ассоциации или группы, вступать в них и участвовать в их деятельности, поддерживать связь с неправительственными или межправительственными организациями, хотя эти права нам гарантированы ст.ст. 1, 5 п.п. «b», «c» ст. 6, п. 1 ст. 12, ст.ст. 18, 19 Декларации о праве и обязанности отдельных лиц, групп и органов общества поощрять и защищать общепризнанные права человека и основные свободы, ст. 30, ч. 3 ст. 46 Конституции РФ. Требование подчиняться коррупционному, то есть незаконному, необоснованному и немотивированному решению без права на его обжалование является умалением достоинства и нарушением основного права, защищаемого ст. 1 Хартии об основных правах: «Человеческое достоинство неприкосновенно. Оно подлежит уважению и защите», что было установлено 02.02.1996 г. Конституционным Судом РФ в абзаце 9 п. 6 мот. части Постановления № 4-П: «При отсутствии других механизмов установление в законе фактического запрета обращаться к органам судебной власти за защитой от ошибочных решений в случаях, не подпадающих под признаки пункта 4 части второй статьи 384 УПК РСФСР, означает для человека обязанность подчиниться незаконному, необоснованному осуждению. Лишение права оспаривать такое осуждение явно умаляет достоинство личности. Между тем в соответствии со
16. 16 статьей 21 Конституции Российской Федерации «ничто не может быть основанием для его умаления». 2. Вывод. Таким образом, нарушение Россией всех выше приведенных требований ЕСПЧ и КПЧ не является нарушением, по мнению судьи Erik Mose. И здесь возникает естественный вопрос: «Если Россия нарушила выше приведенные требования Конвенции и злостно глумилась над приведенной прецедентной практикой, что, по мнению Erik Mose нарушением не является, то что тогда, по его мнению, нарушением все-таки является и может ли он опровергнуть наши доводы о перечисленных нарушениях?». Никто не оспаривает того, что при решении вопроса о личной беспристрастности судьи, она «должна презюмироваться, пока не будет доказано иное» (§ 538 Постановления от 25.07.13 г. по делу «Ходорковский и Лебедев против РФ»). Однако верно и то, что принцип свободной оценки доказательств предполагает, что доказанным являются неопровергнутые презумпции. Российская Федерация нарушила все те положения, которые нами приведены и это никем не опровергнуто, хотя это должно было быть опровергнуто Erik Mose. Поскольку он не опроверг наши утверждения о нарушении прав и подлежащих применению норм действующего законодательства, хотя это сделать был обязан, поэтому доказана как его личная заинтересованность в исходе дела, так и отсутствие именно объективной беспристрастности. Согласно мотивации Erik Mose должны были быть признаны неприемлемыми все жалобы, которые когда-либо подавались в ЕСПЧ, а сам он должен был прекратить свое существование, поскольку при таком «рассмотрении» ни один здравомыслящий человек не сможет определить источник фактической и правовой осведомленности, который Erik Mose положил в основу своего решения, но который оказался достаточным, чтоб прекратить конвенционное разбирательство. Решение Erik Mose лишает всякого смысла обращение в ЕСПЧ, как орган международной защиты и такое «рассмотрение» является идеальной почвой для коррупции, тем более, когда дело фальсифицировал наркобарон и свидетель по делу «прокурор» Рокитянский С.Г. со своими подельниками в органах власти.
17. 17 3. На основании изложенного и в связи с очевидным нарушением судьей Erik Mose ст.ст. 1, 3, п.п. 1 «с», «е» ст. 5, п.п. 2 — 5 ст. 5, п.п. 1, 2, п.п. 3 «а» — «d» ст. 6, статей 7, 10, 13, 17, 18, 19 Конвенции заявляем ему отвод по всем нашим жалобам. МОД «ОКП» в лице представителя Ивановой И А
18. Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

Является ли немотивированное правосудие правосудием?

Данная статья отчасти порождена ознакомлением с инициативой Верховного Суда РФ по освобождению судей от обязанности готовить мотивировочные части судебных актов, оставив обязанность мотивировать судебные акты только по некоторым категориям дел[1]. Впрочем, суды будут обязаны составить мотивированные судебные акты, в случае если сторона попросит об этом.

Однако, в проекте Верховного Суда есть также уже ничем не ограниченное право суда апелляционной инстанции не составлять мотивированное определение, если решение суда первой инстанции оставлено им без изменения при условии, что в апелляционных жалобе, представлении отсутствуют доводы, которые не были предметом рассмотрения в суде первой инстанции, и при рассмотрении дела судом апелляционной инстанции не были приняты новые доказательства. Эта право суда не ограничено ни категорией дел, ни возможностью лиц, участвующих в деле просить о мотивировании судебного акта.

Ранее, поднимая проблему мотивированности судебных актов, мы обращали внимание на ее актуальность, разделяя точку зрения, что «главной болезнью судебного контроля в России является игнорирование судами доводов жалоб»[2].

С учетом вынесенных обязательных для России постановлений ЕСПЧ мы надеялись, и поводы для этого были в виде некоторых судебных актов высших судебных инстанций отменявших судебные акты в связи с нарушением требования мотивированности судебных актов, что «российский правоприменитель сможет сделать свои акты более ясными для населения и не будет избегать от обязанности аргументировать свои акты и уклоняться от дачи ответов на вопросы, поставленные заявителем в своем требовании…», что «…это сможет стать причиной возрождения веры в правосудие и веры в справедливость. Вера в справедливость имеет очень большую ценность в обществе, именно она дает силы в трудных ситуациях и дает силы для построения лучшего будущего для страны. Тот, кто потерял эту веру, смотрит в будущее без надежды. Но возрождение этой веры дело ответственное, требующее постоянной работы, притом, что результаты этой работы могут быть перечеркнуты легко даже небольшим отклонением от принятого курса, потому что слишком часто человек был обманут и пределы его способности доверять не безграничны», «…мотивированность всех судебных актов достойная задача, которая должна быть разрешена в России»[3].

Конечно же, общество было вправе ожидать, что если сколь скоро немотивированные судебные акты могут быть нарушением права на справедливый суд[4], то требование мотивированности[5] должно стать объектом пристального внимания всех судебных инстанций[6].

Немотивированность судебных актов иногда обращала на себя внимание в актах высших судебных инстанций. Так в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 31 мая 2007 г. N 27 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений квалификационных коллегий судей о привлечении судей судов общей юрисдикции к дисциплинарной ответственности» обращено внимание судов на то, что «судебные акты должны быть точными, понятными, убедительными и объективными по содержанию, не допускающими неясностей при исполнении. Немотивированные и неубедительные, небрежно составленные судебные акты, содержащие искажения имеющих значение для дела обстоятельств, порождают сомнения в объективности, справедливости и беспристрастности судей»[7]. Таким образом, в Верховном Суде РФ уже давно существует абсолютно правильное понимание недопустимости немотивированных решений.

И это не удивительно, поскольку «требование мотивированности юрисдикционных актов отнюдь не новое веяние в процессуальной науке, порожденное влиянием практики ЕСПЧ, не новое представление о справедливости, а общий принцип юридического процесса»[8].

Хотя в постановлениях ЕСПЧ очень точно выражено значение мотививированности судебных актов: «Еще одна роль мотивированного решения состоит в том, что оно доказывает сторонам, что их позиции были выслушаны. Кроме того, мотивированное решение дает возможность какой-либо стороне обжаловать его, а апелляционной инстанции – возможность пересмотреть его»[9], но мы можем аналогичные понимания необходимости мотивированности в трудах российских правоведов.

Так в начале 20 века административист М.Д. Загряцков в своей работе «Право жалобы», написанной в 1923-1924 годах, обращал внимание на то, что «отсутствие мотивировки противоречит самой идее права жалобы, лишая жалобщика основания для дальнейшего обжалования неправильного решения и чрезвычайно ослабляя и даже совершенно отнимая возможность жаловаться»[10].

Подобную идею найдем у А. Г. Гойхбарга в его книге «Курс гражданского процесса», опубликованной также в 20 годах прошлого века[11].

Современные ученые также пишут о необходимости судов публично транслировать и разъяснять свои взгляды участникам судо-производства посредством постановлений, ведь они обладают безусловным правом подвергнуть сомнению окончательные выводы органов правосудия, оспорив их в вышестоящих инстанциях[12].

Полагаем, что данные положения в полной мере применимы к судебным актам апелляционных инстанций, поскольку их судебные акты, также подлежат обжалованию и на них в полной мере распространяются требования принципов справедливого правосудия, в том числе, обеспечение публичности для обеспечения гражданского контроля[13].

Безусловно, контроль апелляционных судов за законностью и справедливостью судебных решений повышает доверие общества к судебной системе, создает стимулы для судей первой инстанции, мотивирует ответственное отношение к исполнению их обязанностей[14], но контроль вышестоящей кассационной инстанции выполняет такие же функции, которые нельзя выполнить при отсутствии мотивированных актов апелляционной инстанции.

ЕСПЧ в своих постановлениях разъясняет, что «изложение мотивированного решения является единственной возможностью для общественности проследить отправление правосудия»[15], российские ученые также отмечают, что «немотивирование судебного акта противоречит принципу прозрачности судебной власти и правосудия, которые являются необходимыми условием осуществления за ними эффективного гражданского контроля»[16], «информация о судебной деятельности должна преследовать две главные цели: во-первых, держать судебную власть и судебную реформу под гражданским контролем, естественно, при гарантиях невмешательства в отправление собственно правосудия, а также защищать судебную власть, и, во-вторых, помогать гражданам лучше ориентироваться в системе судебной защиты, дабы более эффективно отстаивать, защищать свои права и законные интересы»[17].

В Постановлении ЕСПЧ по делу «Рякиб Бирюков против РФ»[18] было установлен факт нарушения права на справедливое судебное разбирательство, где в качестве основания для установления нарушения статьи 6 Конвенции был указан факт не оглашения судебного акта в полном объеме публично. Возражения РФ о том, что резолютивная часть кассационного определения была оглашена в присутствии заявителя были отклонены.

Полагаем, что данный вывод вполне актуален для оценки инициативы Верховного Суда РФ по упрощению судопроизводства в виде освобождения судов от мотивирования судебных актов по результатам рассмотрения апелляционных жалоб. Очевидно, что тот, кто готовил вышеизложенную инициативу, не учел уроков из данного Постановления ЕСПЧ.

В данном постановлении ЕСПЧ также напомнил, что публичный характер судебного разбирательства защищает стороны судебного процесса от отправления правосудия в режиме секретности и без общественного контроля; что также является одним из средств, посредством которого поддерживается доверие к нижестоящим и вышестоящим судам. Когда отправление правосудия осуществляется открыто, то гласность способствует достижению цели Статьи 6 § 1, а именно: справедливое судебное разбирательство, гарантия одного из фундаментальных принципов любого демократического общества по смыслу Конвенции[19].

Мотивированность судебных актов – это также требование уважения достоинства личности. Именно мотивированность судебного акта является подтверждением, что государство в лице суда действительно выслушало и поняло человека в ходе судебного процесса где суд не только надлежащим образом организовал коммуникацию в ходе судебного процесса, услышал стороны, но и дал им ответ в мотивированном судебном акте.

Как отмечают исследователи судебной коммуникации: эффективность судебной коммуникации оценивается через достижение цели коммуникации, то есть, понятный всем участникам процесса и закономерный, то есть соответствующий логике состоявшегося судебного разбирательства, результат рассмотрения дела, отраженный в судебном акте[20].

Но результат судебного разбирательства важен не только лицам участвующим в деле, порой тот, кто собирается в суд изучает сложившуюся практику судов, для того, чтобы понять, возможный результат судебного разбирательства. Известность судебной практики судов также создает правовую определенность.

Те, кто исследовал апелляционное производство, предлагают не просто делать доступными судебные акты апелляционных инстанций, но и пишут, что «…следует обязать делать ежеквартальные обзоры практики, тем самым обеспечивая единство применения права на территории, находящейся под юрисдикцией суда. При этом данные обзоры должны выкладываться в специальный раздел сайта и быть доступны для ознакомления широкого круга лиц. Это позволит лучше ориентироваться в практике апелляционных судов, тем самым повысить прозрачность и предсказуемость правосудия»[21].

Полагаем, что самое главное достоинство мотивированных судебных актов – это то, что они заменяют бездушную силу, силу произвола, силой логики и права.

«Освобождение» от мотивирования судебных актов – это не только освобождение от уважения личности, не только вывод судов из под контроля гражданского общества, но и ключ к перерождению права в режим произвола и бесправия…

Султанов Айдар Рустэмович

Не можем не процитировать российских правоведов, которые предостерегали: «величайшая опасность, грозящая новыми потрясениями, заключается в перерождении ее неокрепшего еще права, в замене нового права старой бездушной силой… Остережемся от повторения роковых, непоправимых ошибок; будем помнить, что в господстве права — и только в нем — залог возрождения испытанной многими и великими бедствиями России»[22].

Надеемся, что законодатель с осторожностью подойдет к инициативе Верховного Суда РФ и не допустит превращение правосудия, основанного на уважении к личности, в систему бездушного произвола, которая не отправляет правосудие, а лишь издает приказы…